Чудовищная история тревел-журналистки Анны Карабаш, которую изнасиловали на Сейшелах во время командировки, нас шокировала — и мы не могли не рассказать о ней. Поэтому мы попросили ее близкую подругу, телеведущую Анну Монгайт, поговорить с Карабаш и записать диалог с ней. Интервью состоялось еще в январе, и теперь наконец мы можем его опубликовать.
4 мая 2017 года моя лучшая подруга Аня написала мне в личку в Facebook: "Меня изнасиловал уборщик в отеле". Я потеряла дар речи. Что происходило с ней, из Москвы было невозможно представить.
Аня, тревел-журналист и пиарщик, улетела на майские в командировку на Сейшелы, где ее ждала вилла в пятизвездочном отеле Six Senses на частном острове. Мы все ей немного завидовали. У нее часто случались такие райские пресс-туры. Вернувшись, мы встретились за бокалом, я боялась этой встречи и искала уместные слова сочувствия, но у нее были сухие глаза. Они горели только одним — отмщением. Выяснилось, что отель обвинил ее во вранье, пытался скрыть улики и не выдавал своего сотрудника. Судиться не только с уборщиком, но и гостиницей из богатой мировой сети, которая находится на другой стороне земного шара, казалось не под силу. Но за девять месяцев Ане удалось организовать публикации в западных изданиях с миллионными тиражами — Daily Mail и Daily Beast. Теперь, когда вы гуглите отель Six Senses на Cейшелах, вы первым делом встречаете душераздирающую историю русской журналистки Ани Карабаш, которую изнасиловали и унизили в этом, казалось бы, безмятежном раю для богатых. А на прошлой неделе Аня решила написать свою историю в Facebook. Чтобы все знали, как бороться и как пережить.
"Я понимаю, какой удар этим выходом из шкафа я нанесла всем своим близким, кто не знал, что происходит. Семья не знала, я до последнего хотела их оградить от этой информации. Я выжила, был кошмар, но прошел почти год, и я это сделала, потому что #MeToo и потому что по-иному обратить внимание на свою персону и придать вес своим словам в глазах топ-менеджмента Six Senses — у меня не получилось. Это слушать и знать очень больно, я просто вижу по сообщениям, которые мне написали очень-очень много людей — и в комментах, и в личку. Они как бы заново переживают в моменте то, что случилось со мной давно. И им больно, страшно. Кто-то писал, что ночь не мог спать, что не мог дышать (когда я писала год назад свою историю, как все было — эта была часть посттравматической терапии, придуманной вместе с экспертом по таким случаям, — тоже не могла дышать, так это невозможно все). Девушки говорили, что с ними случались аналогичные истории в хороших отелях в Марокко, на Кипре. Одна девушка написала, что ей было 15 лет, — то есть это было еще и изнасилование несовершеннолетней. У нее даже заявление в полицию не приняли и просто как-то выперли их с острова, сказав, что подросток фантазирует и ничего не было. Девочка была с папой, он жил в соседнем номере, но насильник зажал ей рот и не давал кричать. Отельный менеджмент тоже покрывал своего сотрудника и стал резко равнодушно общаться с пострадавшей и ее семьей. Мне написала девушка из Канады, на которую напал официант в гостинице, но до самого насилия не дошло, ей удалось вырваться и убежать. Ее менеджмент тоже выставил идиоткой, мол, — ну и фантазии у вас — никто вас не трогал. Девушке не удалось подать в суд по каким-то причинам. Она написала, что мой пост ее очень поддержал, она перестала бояться публичности и пошла на телевидение".По просьбе другой моей подруги, Тани Арно, я купила бутылку вина для смелости и взяла у Ани интервью. Мне по-прежнему до мурашек страшно и неловко с ней об этом говорить. Она по-прежнему беспрецедентно откровенна. Ее психотерапевт сказала, что говорить честно — единственно действенное лекарство в ее случае.
Монгайт: Когда ты приняла решение, что не должна это скрывать, а должна, наоборот, всем про это рассказать?
Карабаш: Прямо сразу, как только я нашла помощь. Я подумала, что это так возмутительно, то, что произошло, и что я такая молодец, что мне удалось спастись, что я честно начала рассказывать все. Всем, с кем я встречалась. Топ-менеджменту отеля. Потом, когда я поняла, что они играют в какую-то свою игру против меня, что, может быть, даже более отвратительно, то я решила, что буду рассказывать об этом медиа. Потому что так нельзя поступать с людьми! И не может быть такого, чтобы приличная женщина ехала в якобы "парадайз", в котором к тебе может спокойно ночью залезть человек в номер, — и тебя еще потом выставляют проституткой. "Спасибо" огромное!
Монгайт: Давай отмотаем назад.
Карабаш: Я поехала в командировку. Поехала со своей подругой, пиарщицей, которая на тот момент имела контракт с этим отелем на продвижение их резиденций.
Монгайт: Весь остров — это отель?
Карабаш: Часть острова — это отель, а другая часть острова частная. Владеет отелем семья Валлапуджи, муж и жена. Как нам объяснили, на Сейшелах, как ни странно, всем заправляют женщины, поэтому жена тут важнее. То есть она их всех держит за яйца, это видно абсолютно, то есть мужа нет, все вокруг нее пляшут просто, все. Лаура Валлауджи по профессии адвокат, и она куда только не входит — во все городские, государственные советы.
Монгайт: То есть это одна из главных семей страны.
Карабаш: Отель роскошный: каждый номер — это вилла с батлером. Ночь — 1,3 тысячи долларов. За две недели до меня неподалеку отдыхала Лиз Херли, подвергая свою жизнь страшной опасности, — она вряд ли прилетела на остров с охраной, как я понимаю (SPLETNIK.RU писал об этой поездке актрисы. — Прим. ред.).
Монгайт: Что произошло?
Карабаш: Я лежала в постели, спала. Проснулась от того, что кто-то меня трогает в районе трусов. Рукой попыталась нащупать, что происходит, и тут поняла, что трусы не держатся — они разрезаны. Кто-то их разрезал ножом, нож я увидела... Был какой-то полусвет, и я видела черную такую морду и нож. Все это сквозь сон, так что я подумала: какой кошмар, закрою-ка глаза…
Монгайт: То есть, тебе показалось, что это сон?
Карабаш: Абсолютно. Но тут он сказал, что я могу не кричать — меня все равно никто не услышит. И был абсолютно прав.
Монгайт: Ты испугалась?
Карабаш: Очень. Сначала, спросонья, я ничего не поняла и начала вырываться. Мне даже удалось выскочить из постели, но он меня обратно затащил, и так было много раз.
Монгайт: Что он говорил?
Карабаш: Он говорил, что сейчас убьет меня, потому что если я останусь в живых, то я вызову полицию, и его посадят. Потом он говорил, что он убьет и себя, и меня, потому что и так все узнают, что он меня изнасиловал, так что он просто получит удовольствие, а потом нас всех убьет. Потом говорил, что просто меня трахнет.
Монгайт: Ты видела его раньше? Узнала его?
Карабаш: Нет, никогда не видела, это был первый раз. Он мне начал говорить, что его бросила девушка — видимо, хотел вызвать какое-то сочувствие… Но все это он говорил, поддушивая меня и ожидая, пока я перестану трепыхаться, потому что так меня трахнуть, конечно, невозможно — никакого же удовольствия! То есть ждал, пока я устану сопротивляться.
Уборщик, изнасиловавший Анну, незадолго до преступления выкладывал фотографии в Facebook
Монгайт: Ты в тот момент принимала какие-то решения?
Карабаш: Я была в полном отчаянии. Не могла понять, как это: я не могу никуда пойти. Кто это вообще? Что это за обезьяна? Понимала, что дело плохо. В какой-то момент у меня просто закончились силы. Не знаю, сколько прошло времени, но несколько раз я убегала, падала, орала, он меня ловил…
Монгайт: Тебя, естественно, никто не слышал…
Карабаш: Меня никто не слышал, и он меня затаскивал обратно.
Монгайт: А далеко тебе удавалось убежать?
Карабаш: Всего метров на 15, к сожалению, потому что босиком убежать далеко сложно. Он, видимо, привык бегать босиком, поэтому легко меня догонял. Я была в отчаянии... В итоге я сказала: "Окей, если ты меня отпустишь потом — делай". Закрыла глаза, и он начал меня насиловать. Много раз. Я хотела спросить, когда это уже кончится, в конце концов, сколько можно. А он говорит: "Я хочу тебе доставить удовольствие, поэтому буду делать это до самого утра". А время было — глубокая ночь… Тогда я начала ему заговаривать зубы, перестала пытаться убежать, потому что, боясь, что я убегу, он водил меня за руку в туалет. Он меня в принципе не отпускал, никаким образом. Дальше в какой-то момент у меня появилась последняя попытка схитрить: я схватила телефон, он у меня его выбил из рук, телефон разбился. И я поняла, что просто не успеваю ничего сделать. Я попросила хотя бы использовать презерватив — у меня с собой не было.
Монгайт: А у него был?
Карабаш: Нет. И он сказал, что ему плевать. Это меня шокировало, конечно, еще больше. Потом я начала ему заговаривать зубы. Он вообще не уставал, к сожалению, плюс он был грязный и очень вонял алкоголем.
Монгайт: Он был пьян, да?
Карабаш: Он был пьян, и я думаю, что он, скорее всего, был еще и под наркотиками, потому что результаты теста на наркотики, который ему делали потом, так и не пришли. Потерялись. Я даже понимаю, почему.
Пока за полгода их так и не удалось получить. Так вот, на тот момент я поняла, что дальше орать бессмысленно. Более того, я уже сорвала голос к тому моменту, плюс от страха ты в принципе не очень можешь кричать. Это был такой мой страх, который иногда снится в кошмарах: ты думаешь, что сейчас позовешь на помощь, но не можешь кричать, потому что срывается голос. Вот это то, что происходило.
Монгайт: А он к тебе возвращается в кошмарах?
Карабаш: Нет. Возможно, потому что на тот момент мне удалось развернуть сценарий в свою сторону… Я сделала вид, что мне все это страшно нравится — какое счастье, что ты пришел! Типа все вообще прекрасно: прими душик, надень халатик, выходи на веранду, побеседуем. Я спросила его, много ли он пил. Он говорит: "Да". Я ему: "Понятно, давай-ка мы тебе аспирин дадим, потому что с утра тебе на работу, чтобы не было фигово. Не парься, — говорю, — я себе тоже сделаю аспирин, тот же самый". Показала ему две таблетки аспирина, положила в его стакан. У меня идея была — дать ему сильное успокоительное (мне его выписал врач, так как у меня были проблемы со сном и панические атаки). Это нерастворимая таблетка, и ее, конечно, видно в стакане, но я решила, что я ее спрячу в шипучем аспирине, он же с пузырьками. Мне удалось как-то под шумок его уговорить все это выпить, а дальше я просто ждала… Я еще сказала ему: "Пей по-русски, до дна…"
Монгайт: Тебе повезло…
Карабаш: Да, мне повезло. Это была, конечно, страшная удача, потому что у меня, правда, не было ни малейшего представления, что делать дальше. Он периодически возвращался к идее, что нужно нас обоих убить, ну а что, в тюрьме ему, что ли, сидеть, а так вот романтично. Он все пытался, уже засыпая, вновь на меня навалиться, но эта таблетка, надо сказать, убивает…
Монгайт: ...лошадь.
Карабаш: Слона! Причем минут за 10–15. Я дала ему целую таблетку. Обычно я сама, если у меня недосып, выпиваю четвертинку и очень быстро вырубаюсь. Когда он наконец закрыл глаза, я немедленно в панике схватила телефон, надела кроссовки, надела платье, трусы какие-то новые и убежала. И еще час бегала по этому острову, где порой было совсем темно. Я вообще не знала, куда я бегу. Ресепшена как такового у этого роскошного отеля нет — "чек-ин" делают в вилле. Нет зоны, куда ты приходишь с паспортом, — такого организованного пространства просто не существует. Есть только общая зона ресторана с пляжиком. Прибегаю, а там никого нет. Горит ночной свет. Орать тоже не хотелось: а вдруг он проснулся и преследует меня? Я стучала во всякие двери, но никто не открывал. Тогда я залезла в офис — вышибла окно и залезла. Включила свет, попыталась включить компьютеры, чтобы отправить имейлы, позвонить по скайпу. Но все были запаролены. Телефоны все были закрыты, никакая из быстрых клавиш не работала. В какой-то момент меня нашел охранник. Я ему сказала, что меня изнасиловал уборщик, и он позвал своего начальника. Они предложили мне поехать на виллу. Я говорю: "Я не хочу туда ехать — там мудак, который хотел меня убить, я не хочу туда ехать". Мне говорят: "Ты здесь останешься? С кем ты останешься?" Я думаю: "Тоже верно, с кем я останусь?" Фиг знает, куда он делся за это время. Думаю: "Лучше буду с дядями". Приехали туда. Я говорю: "Я не пойду, идите сами его ищите…"
Монгайт: Ты осталась одна ждать снаружи?
Карабаш: Я осталась одна в баги, было довольно хреново. У них не было ключа, не знаю, как они туда залезли. Меня все спрашивали о каких-то деталях. Почему я должна, собственно, об этом вообще знать в таком состоянии? Я в полном офигении. Потом какой-то шум, гам. Мне кажется, что они его волокли из сада. Они говорят: "Он?" Я говорю: "Да. Давайте вызывать полицию". Они мне: "Да-да-да, сейчас мы позовем менеджера". Я спрашиваю у них, зачем нам менеджер. "Надо, — говорят, — она вызовет полицию, а то мы не знаем, как вызвать полицию".
Наконец, пришла менеджер Лиззи Ли. Британка, которая просто в полном ужасе говорит: "Я первый раз такое вижу". Я ей: "Я тоже". А она мне: "Только мне странно, что вы не плачете". "Ну как бы вот не плачется, что плакать-то", — отвечаю. Почему-то она начала у меня брать показания. Хотя, как я сейчас понимаю, — и это очень важно запомнить тем, кто когда-нибудь столкнется с любой ситуацией, которая требует вызова полиции, — вы не обязаны никому давать никаких показаний, вообще, никаким людям, которые какими бы топ-менеджерами чего бы то ни было ни были — вы можете рассказать только полиции. Их дело — только заявить в полицию.
Я ее просила несколько раз, давайте вызовем полицию. Они сказали, что полиция ночью не работает, что оказалось полной неправдой, потому что полицейские впоследствии сказали, что работают круглосуточно — у них лодка, и они приезжают за 10 минут. Этот урод сидел неподалеку. Лиззи подошла к нему, я слышала, как она его допрашивала. В принципе ночью в темноте все прекрасно слышно. Он ей признался, что изнасиловал меня — я это все прекрасно слышала. Она тоже что-то там записала, какая-то возня была, парня увезли этого, а Лиззи говорит: "Давай мы тебя перевезем в другую виллу, где ты сможешь отдохнуть до утра, не здесь". Я говорю: "Да уж, пожалуйста!" И она исчезает на сколько-то минут. Я остаюсь одна: кровавая постель, черти что, разбросанные вещи его, какие-то трусы, которые я обнаружила в ужасе среди своих платьев и в ярости выкинула за дверь, что стало потом страшной проблемой, потому что это оказалось половиной заявления Лиззи — что вещи менялись, с тех пор как она покинула виллу. Полиция туда приехала спустя 10 часов после преступления! Так что эти следы после моего исчезновения могли меняться еще сто раз! Там могли появиться наркотики, алкоголь — что угодно, в любой комбинации.
Дальше я легла спать часов в пять утра, часов в семь я проснулась. Помылась, естественно, сто раз, что тоже нельзя делать, потому что потом на освидетельствовании ты не получаешь никакого результата. Нужно не мыться, поставить себе пару синяков, на всякий случай, иначе никто не верит, что тебя изнасиловали. Хотя ты не говоришь, что тебя избили, ты говоришь, что тебя изнасиловали! Позже у меня была еще одна встреча, с французом — директором отеля, на которой он внезапно сказал: "А человек говорит, что вы его сами пригласили, у него чуть-чуть другая версия…" И так смотрит на меня. А я сижу и не понимаю просто: какой человек, о чем он говорит, что такое? Это они так насильника называли. Но моя подруга поняла, что дело пахнет керосином: "Вы полицию вызвали?" Он говорит: "Дааа, мы этим занимаааемся, они ееедут…" Оля говорит: "Так они едут или не едут, откуда они едут?" "Мы сейчас дууумаем, в какую полицию заявииить, дело серьееезное, готовим отчет…" Оля говорит: "Какой отчет? Вы чего, с ума сошли? Надо звонить в полицию, чтобы они приезжали, а уж дальше они сами разберутся, куда там дальше это пойдет". Она в этот момент выходит из комнаты, сама пробует позвонить в полицию. И те приезжают через минут 20 и спрашивают: "А почему ночью никто не позвонил?" Я говорю: "Вы знаете, я очень просила охранников и менеджеров, чтобы они это сделали, а они сказали, что вы ночью не работаете". Они говорят: "Какая чушь! Мы работаем, и вообще, этой ночью сидели аж два дежурных".
В итоге, когда я убегала с виллы, на пороге был нож. Когда я вернулась на виллу, ножа не было. Может быть, он сам его выкинул, я очень просила полицию потом искать нож в кустах, потому что это вот так вот делается. Но ничего не нашли… Долго возилась полиция, мы все это время сидели и ждали на пляже, потом нас собрали писать заявление в полицию и отвезли к доктору. Он взял, по-моему, кровь, взял мазок, все это выглядело крайне антисанитарийно. Представляешь себе: за занавесочками — кабинеты. Доктор был мужчина. Я сказала, что вообще не хочу, чтобы какой-то мужчина ко мне прикасался, но мне ответили, что у меня нет вариантов, потому что полицейский доктор — только мужчина. Я согласилась.
Мне не сделали никакой гигиенической обработки, как я потом поняла уже. Есть такое понятие, как rape kit — когда ты не знаешь, что за человек тебя изнасиловал. Пока ты не знаешь, что за человек тебя изнасиловал без презерватива, ты начинаешь в течение 48 или 72 часов, если я правильно помню, принимать препараты от СПИДа, их нужно пить в течение месяца. И чем больше ты их принимаешь, тем хуже тебе становится. Они очень плохое оказывают воздействие на общее состояние: тебе просто плохо все время. И тем не менее никто не предложил мне ничего подобного, то есть мне даже спринцевания никакого не сделали, вообще ничего. Просто вот zero. Очень заботились о нас тетки из полиции (это единственные люди, которые хоть как-то себя внятно вели), они сказали, что, мол, мы понимаем, как вы сейчас себя чувствуете, вам не хочется, чтобы к вам приближались хоть какие-то мужчины, поэтому мы будем с вами.
Фото из Instagram Анны Карабаш
Монгайт: Они тоже не предложили тебе этот rape kit?
Карабаш: Они не предложили, это должен врач предлагать. И эти препараты должны предоставляться бесплатно в случае, если кто-то заявляет об изнасиловании. До тех пор, пока не выяснятся обстоятельства и насильник не будет исследован на СПИД. Я очень быстро написала заявление в полицию. Чем быстрее развивались события, тем менее дружелюбным становился отель, они в итоге даже чашки кофе не предлагали. Я быстро все дописала, на выходе увидела морду этого человека, которого тоже привезли в этот полицейский участок. Меня чуть не стошнило, когда я его увидела, я просто убежала. С хозяйкой отеля, Лаурой, у меня тоже был короткий разговор. Я говорю: "Я понимаю, что мое изнасилование — большая проблема для отеля, и если вы хотите, чтобы ничто не испортило вам бизнес, мы можем начать договариваться, и лучше прямо сейчас". После этого она спрашивает: "Did you get pleasure last night?" ("Вы получили удовольствие прошлой ночью?") Я на нее смотрю, говорю: "Чего?.." Я говорю: "Давайте свой email, гражданка Лаура, я пошла". Ну то есть я больше даже не услышала от нее ни одного доброго слова: единственное, что мне сразу намекнули, что я проститутка.
Монгайт: Когда ты поняла, что у этого урода СПИДа нет?
Карабаш: Я каждый день по три раза просила посольство с этим помочь. Сначала они отвечали, что у него взяли анализы тогда же, в тот же день, когда и у меня, и сообщат позднее. Я говорю: "Так мне же сразу сообщили, что СПИДа нет". Потом выяснилось, что они их не брали, потому что это может быть только с согласия обвиняемого и после решения суда.
Монгайт: До сих пор у него не взяли ничего?
Карабаш: Я им сказала: "Вы знаете, мне наплевать на ваши решения, у меня очень тяжелые препараты, и врач сказал, что я буду чувствовать себя все хуже и хуже, поэтому я требую, так как это угроза моей жизни, чтобы дали анализы сейчас на это". У него там дополнительно взяли анализы, я подняла на уши МИД, посольство и так далее.
Монгайт: То есть представители российского посольства пришли, спросили: "Почему вы не берете анализы на СПИД?.."
Карабаш: Да, я же писала и письма, и все на свете.
Монгайт: А правда, что вы Машу Захарову задействовали?
Карабаш: Да.
Монгайт: Как она помогла?
Карабаш: Она помогла с пиаром, она попросила наше посольство на Сейшелах помочь.
Монгайт: А что ты хотела? Вот когда ты решила, что будешь давать интервью, у тебя какая была цель?
Карабаш: Я хотела, чтобы они все это не замяли и чтобы отель извинился, потому что я была и есть ужасно обижена. Я хотела, чтобы они немедленно приняли какие-то меры, ну уж точно не выставляли меня проституткой.
Монгайт: Какой-то фидбек есть, владельцы отеля перепугались?
Карабаш: Нет, фидбека нет.
Монгайт: Конечно, плохо, что хозяйка отеля — адвокат, это сильно усугубляет ситуацию.
Карабаш: Да, сильно усугубляет. Я ей написала это письмо, где в сердцах (хотя сейчас понимаю, что такие вещи должен писать адвокат, и это нужно писать сразу) сказала, что если вы не хотите идти в суд и не хотите публикаций и так далее, то цена такая, дата такая.
Монгайт: Какая?
Карабаш: Я сказала, что хочу миллион евро. Аналогичный прецедент был в Штатах и в Британии, и люди получали от миллиона до четырех — евро, долларов, чего-то такого. Я сказала, что миллион евро — это та сумма, о которой мы можем разговаривать. Вот. Вследствие чего меня презентуют как вымогательницу. И я в суде сказала, что да, это мое письмо, да, наверное, я не должна была его сама писать, но это не шантаж, я действительно хочу получить эти деньги, и я буду делать все, о чем я писала. Шантаж — это когда ты блефуешь. Я не блефую. Может быть, я неправа. Но я не буду этого оставлять — им надо извиниться, им надо со мной договариваться.
В итоге адвоката, которого зовут Франк Элизабет, нашло русское посольство. Говорят, у него успешный трек-рекорд по разным делам, что он независимый и ему наплевать на Лауру…
Монгайт: И он взялся за твое дело?
Карабаш: Да, он взялся.
Монгайт: Ты что-то испытываешь, когда рассказываешь свою жуткую историю подробно?
Карабаш: Мне никогда не было за это стыдно, хотя, оказывается, жертвам изнасилований иногда вдруг становится стыдно, и они не заявляют. Я вот искренне не понимаю: в чем смысл? Тебя обидели, очень сильно, это преступление против тебя, тебе стесняться нечего, тебя собирались убить. Чего тут стесняться? Надо этих людей сажать в тюрьму, все очень просто.
Кроме того, я с самого начала стала заниматься, меня подруга отправила к доктору, который работает в Берлине, ее зовут Тамара Брош. Она как раз специалист по работе с жертвами изнасилований.
Монгайт: Она психолог?
Карабаш: Она психолог, сначала у нее разговор, а потом медитации. Потом я обратилась в какие-то профорганизации, которые бесплатно предоставляют все эти консультации, но это было, конечно, страшное уныние. Мне предложили какую-то консультацию по телефону, в результате которой я поняла, что женщина на другом конце провода вгоняет меня в еще большую тоску. Я решила прервать этот разговор, говорю: "Наверное, нам надо повидаться лично, потому что я так как-то ничего не чувствую, не понимаю. И не понимаю, зачем вообще я с вами разговариваю". Она говорит: "Да, прекрасно, приезжайте ко мне в Бирюлево через три дня". Я говорю: "Спасибо, от этого у меня начнется еще большая депрессия". Тамара мне помогла гораздо больше, в результате мы пришли к общему выводу: она подтвердила мои ощущения, что чем больше я рассказываю, тем меньше меня тревожит эта история. Это было частью терапии.
Монгайт: Вся эта запредельная история как-то сказалась на твоем отношении к мужчинам, не появилась боязнь секса? Какое-то время у тебя было это или нет?
Карабаш: Я все лето боялась в принципе находиться в обществе мужчин, мне не хотелось быть с ними рядом. Я замечала любой взгляд человека, которому я как-то нравлюсь, и мне сразу виделась в этом некоторая угроза. Я тут же делала, что называется, покер-фейс, морду кирпичом, чтобы, не дай бог, никто не подошел со мной знакомиться. Так что я все лето провела с девочками. Но в результате я вышла с двумя ощущениями. Во-первых, что я совершенный герой. Ведь непонятно, как действовать в этой ситуации — то есть можно просто лежать на полу, рыдать, ждать, пока тебя зарежет какой-то придурочный наркоман или еще что-то решит с тобой сделать, а я придумала сценарий, в котором я спасаюсь. Я была абсолютно собой горда и, собственно, до сих пор горда. Во-вторых, я поняла, что ни у одного человека в мире нет права тебя обижать.
Единственное, что я могла делать, это работать с медиа. Вот это то, что я делала. Потому что я совершенно точно понимала, что ни адвокаты, ни правосудие — все это как-то не работает. Единственное, что мы можем сделать, — это влиять через медиа. Мне хотелось рассказать свою историю и повлиять на ситуацию.
Я хочу, чтобы его посадили: он уже второй раз в течение года попался на изнасиловании.
Послесловие Анны Монгайт
Признаюсь, когда мы впервые встретились после Аниного возвращения с Сейшел, я уговаривала ее никому не рассказывать эту ужасную историю, скорее ее забыть как страшный сон. Я боялась, что в нашем эмоционально недоразвитом обществе к ней приклеится ярлык "изнасилованной" — "вон пошла Карабаш, ну, помните, та, которую изнасиловали на Сейшелах". Но эта история оказалась идеальным тестом на человечность для всего ее окружения. Помогали словом и делом и бывший муж, бывшие и нынешние клиенты ее пиар-агентства, кто-то деньгами на адвоката, кто-то связями. Близкие друзья стали еще ближе. Ее, на первый взгляд, шокирующая стратегия "говорить и не бояться!" оказалась единственно верной. Вместо стигмы "изнасилованная" она получила восхищение. А сегодня к ней в Facebook пришел Нил Якобс, ceo всей мировой сети отелей Six Senses. Пока он отказывается извиняться. Но это только пока.
SPLETNIK.RU отправил официальный запрос руководству сети отелей Six Senses, мы будем следить за судебным процессом, который состоится в мае и сообщать нашим читателям последние новости.
Обновление. Спустя несколько часов после публикации этого материал в редакцию пришло официальное заявление со стороны Six Senses. Приводим его без купюр.
Учитывая появление в СМИ ряда материалов, содержащих недостоверную информацию относительно инцидента, произошедшего 4 мая 2017 года между гостем нашего отеля на Сейшелах и бывшим сотрудником отеля, мы считаем необходимым исправить ошибочные заявления и некорректную интерпретацию фактов в средствах массовой информации и социальных сетях. Руководство отеля проявило внимание и заботу к Анне Карабаш как только получило информацию об инциденте и вплоть до ее отъезда. Сотрудники приняли ее заявление, подобрали альтернативный вариант размещения, хотя сама она выразила готовность остаться в той вилле, которую занимала изначально. Был организован прием Анны Карабаш медсестрой отеля, сотрудники с пониманием отнеслись к ее просьбе не обращаться немедленно в полицию. Позднее было принято решение, что, несмотря на пожелание Анны Карабаш и с учетом характера описанного ею инцидента, обращение в полицию является необходимостью в целях соблюдения прав обеих сторон. Сотрудники оказали прибывшим полицейским все возможное содействие, передав все видео- и электронные материалы и предоставив свидетельские показания. Основываясь на сделанных отелем записях, могу заявить, что представленное рядом СМИ описание событий является недостоверным. Например, с Анной Карабаш не приезжал никто по имени Катя и, соответственно, не находился на территории гостиничного комплекса в этот период времени. Мы подтверждаем, что 4 мая 2017 года Анна Карабаш дважды предлагала менеджменту и собственникам комплекса выплатить ей различные суммы в обмен на молчание и что ее предложения были отклонены. На следующий день после возвращения в Россию Анна Карабаш в письменной форме направила собственникам гостиничного комплекса ультимативное требование выплатить ей до 13:00 пятого мая 2017 года компенсацию в размере одного миллиона евро. Оно не было удовлетворено, и шестого мая 2017 года Анна Карабаш дала интервью российскому телевидению. Отель полностью сотрудничает с властями, и мы ждем справедливого решения по этому делу. На протяжении всего времени расследования и рассмотрения дела мы твердо придерживались позиции абсолютной непредвзятости и нейтральности. Компания не делала никаких публичных заявлений относительно имевшего, по словам Анны Карабаш, место инцидента, так как соответствующее разбирательство в настоящее время проводится судебными органами. Как и в любой правовой ситуации, с нашей стороны было бы неуместно и безответственно реагировать на догадки и суждения. Мы с нетерпением ждем судебного решения и полностью поддерживаем действия команды отеля. Нил Якобс, Генеральный директор Six Senses Hotels Resorts Spas.
© 2002-2020, «Здоровый образ жизни». Все права защищены.
При копировании материалов открытая для поисковиков гиперссылка на healthystyle.info обязательна. * 
* XML, HTML